Рукава были теперь растянуты ещё больше, однако это не мешало Алексу со спокойным видом продолжать тащить Микки до столовой, забрасывая каким-то идиотскими вопросами. Микки отвечал довольно деликатными "да/нет/ничего так/колледж Вайтроз/да/нет/ничего так". Наконец, конечный пункт назначения был достигнут, и Майкла мягко говоря облокотили на что-то похожее на барную стойку. Джисус тут же полез обыскивать ящики. В первом лежало какое-то барахло в виде крупы, муки, разных каш и прочей ерунды, которую обычно никто никогда не использует в приготовлении подростки. Судя по всему, это было для поваров, которые по воскресеньям услужливо на работу не ходили, позволяя ученикам заполнять свои желудки всем, что только можно употребить в пищу. 
Майкл умел готовить только относительно. Например, относительно Алекса он это делать умел.
- Ммм. Что будем есть?
Порывшись в шкафчиках ещё, Майкл вынул из одного пачку воздушной кукурузы, уселся на пол в позе лотоса и открыл собственно данную пачку.

Микки тут же полез изучать собственные карманы. Первый оказался пустым, во втором нашёлся длинный бархатный мешочек с узким отверстием. Отверстие было стянуто шнурком, который в последствии развязали, дабы достать содержимое. Внутри оказался небольшой блестящий скальпель. Отложив скальпель вместе с мешочком в сторону, Джисус продолжил общупывать карманы. В джинсах был найден небольшой свёрток из такой же ткани, что и хранилище скальпеля. Майкл аккуратно развернул его на столе. Содержимое впечатляло не столько количеством, сколько качеством. Три длинные толстые иглы, которыми, казалось, можно было делать уколы слонам и носорогам, и небольшой пузырёк с чем-то мутным.
- Это всё, что есть, - парень слегка виновато почесал затылок, и только потом да него дошло, где они, собственно, находятся и что именно здесь обычно хранится. Отыскав взглядом ближайший выдвигающийся ящик, Микки схватился за ручку. Ящик выдвигаться явно не собирался. Плюнув, Майкл схватился за ручку соседнего. Тот на удачу открылся, продемонстрировав своё содержимое.
- О, ножи... - радостно оповестил юноша, вытаскивая один, явно предназначенный для резки мяса.

- Не волнуйся, я с такими вещами обращаться умею с пяти лет, - с тенью гордости объявил Микки и взял со стола одну из игл. Обычно он не хвастался, более того, ему было банально лень это делать, но тут нашёлся человек, с которым можно было поделиться впечатлениями, к тому же этим человеком был Алекс...Вот как-то так, совершенно по-глупому, хотелось произвести какое-нибудь особенно впечатление на Сорокера. Тот факт, что с иглами в карманах нормальные мирные люди не расхаживают, Джисусу в голову как-то не пришёл.
Юноша посмотрел на иглу, прокрутил её один раз в руке, после чего принялся перебирать в пальцах, как обычно перебирают монетку, аккуратно обходя острые концы. Когда один из кончиков оказался под мизинцем, Микки резко защемил пальцы и игла подлетела вверх. С совершенно спокойным видом парень поймал её двумя пальцами за один из заострённых концов.
- Но вообще с этим иначе надо. Хотя, у меня в комнате ещё есть один набор, там скальпели чуть больше, да ты видел... Раньше видел, - поправил себя Джисус.
Если в первый раз вопрос о "часто ли" получилось пропустить мимо ушей, то в этот явно нужно что-либо ответить.
- М..каждый день, - без каких-либо дополнительных объяснений нашёлся Майкл, пожимая плечами.

- Препарированием, - пояснил Майкл, собирая все свои драгоценности обратно. Голоса в наушниках уже давно не было, но Майкл заметил это только сейчас. Решив, что разговор с Сорокером важнее американского рока, Микки вытащил наушники из ушей и те принялись мирно побалтываться в области закрученного вокруг горла шарфа.
Отодвинув свою кукурузу подальше от Алекса (любовь любовью, а кушать всем хочется), Микки запустил в пачку одну руку, достал несколько штук и засунул их в рот. Он сделал это явно нарочно, так проще было что-то объяснять и повествовать Алексу, терпение у которого, конечно, было далеко не железным, но позволяло иногда такие поблажки.
- Я нме змаю что там с тобой прои...ло, но анезия - это уже давно такое. Твои родители тебя сюда отправили в итоге. И каждое утро ты заводишься по новому...Поэтому мы даже спим уже вместе, - без каких-либо междустрочных намёков произнёс Майкл, уже дожевав кукурузу.
- Достань, пожалуйста, колу из холодильника... - уместившись на полу со скрюченными в позе если не лотоса, то хотя бы в позе огуречика, Майкл явно не намеревался куда-либо сдвигаться.

Отредактировано Mikki Jesus (2008-06-09 14:08:37)

Майкл такого поворота событий явно не ожидал. Когда шарф вязаным узелком затянулся вокруг горла, юноша шумно закашлялся, но не предпринял даже малейшей попытки вырваться. Детей с пелёнок учат, что убегать от бешеной собаки не стоит, она чувствует страх. Слегка ошалевший от такого обращения, Микки мотнул головой, дабы убрать с глаз чёлку и попытаться хоть что-то объяснить, но вместе с головой как-то неуклюже повернул и шею, отчего шарф окончательно затянул глотку. Чёлка продолжала спадать на глаза, закрывая обзор, говорить из-за шарфа было почти нереально. Поэтому Микки как-то по-детски постучал по ладони Сорокера, пытаясь вселить в мозг последнего незамысловатую мысль о том, что ещё немного и в столовой появится труп. Против трупов Майкл ничего не имел, но вот против своего собственного...
- А-лексс...От-пу-сти...

Майкл в прямом смысле этого слова оскорбился до глубины души. Такого обращения к себе он не позволял даже отцу, который, впрочем, всегда относился к сыну довольно доброжелательно. Во-первых, это всё-таки твой единственный отпрыск,  пусть его мамаша и скрылась в заоблачных далях, во-вторых, по сути дела Джисус был единственным наследником всего того состояния, что должно было куда-то деться по завещанию после смерти отца. Конечно, папа Микки умирать не собирался ещё, как минимум, лет триста, но в случае форсмажорных обстоятельств...
Проще говоря, оскорбиться было есть чему. И, скорее всего, Майкл именно так бы и сделал, если бы не странные действия Сорокера, от которых неприятно участилось биение сердца и захотелось сбежать, чтобы спрятаться в какой-нибудь кладовой. Озобочено-озодаченным взглядом Майкл следил за ладонью, которая так осторожно убрала волосы с глаз, и даже поймал себя на настолько неприветливой мысли, что тут же прищурился, представляя, какими последствиями увенчается такая задумка.
Вжавшись затылком в стену, парень тихо и довольно членораздельно проговорил:
- Мы. живём. в одной. комнате. Чего тут непонятного?

Микки скорее на автомате взял в руки бутылочку, усаживаясь обратно на пол и пытаясь прийти в себя. Странное ощущение, как будто тебя переехал асфальтоукладчик, а теперь каждодневно чужие туфли, ботинки и кеды топчутся на тебе, не соображая, что под ними человек. Живой человек, со своими чувствами и эмоциями, со своими глупыми желаниями и невозможностью воплотить их в реальность. Майкл понятия не имел, знает ли Сорокер о его ориентации. Но, суди по тому, как последний встрепенулся, видимо, знает.
Для Джисуса его нетрадиционность никогда не была проблемой. Он не чувствовал себя каким-то обделённым, не пытался найти себе девушку, дабы разубедить себя в этом довольно очевидной факте. Он привык.
Но сейчас это показалось просто удивительно ужасным. Чем-то, вызывающим отвращение у самого себя. Даже не тот факт, что Алекс чуть не придушил его шарфом - это было вполне нормально для данного субъекта. Более того, это было чем-то постоянным, привычным. Гораздо сильнее задело то, с какой хищной нежностью он это делал. И как в последствии толи от страха, толи от чего-то более тёплого сумасшедше забилось сердце. Стоило ожидать, что даже малейший упрёк в своей натуральности может оскорбить Сорокера похлеще любого пинка под зад. Но Микки не ожидал, что всё будет настолько агрессивно. И от этого внутри всё по-странному охладилось. Словно что-то нежное и необходимое вынули, оставив гулять по пустому пространству небольшие порывы холодного ветра.
Таким образом с Майклом распрощалась надежда. Нет, глупо будет говорить, что он жил лишь тем днём, когда Алекс вдруг внезапно решит сменить свои взгляды на жизнь и проснётся с ярым желанием схватить Джисуса за шкирман и затащить в ЗАГС, дабы обручиться с ним навеки вечные. Микки не был глупым наивным ребёнком, который верит в сказки, придуманные собственным "я" мечты. Микки был просто и банально - ребёнком. Который не ждал, а просто тихо и скрытно надеялся, даже сам не понимая чего именно он ждёт от Алекса. Только потому, что он точно знал - он не дождётся. Но всё равно что-то такое внутри ещё теплилось, желание не столько исполнения мечты, сколько просто присутствия этой мечты. Пусть мечта эта никогда и не станет чем-то большим.
А сейчас парень вдруг почувствовал, что тут нельзя на что-то надеется. Что тут просто не на что надеется, операция impossible.
Плюс ко всему оставалось неприятное осознание нелепости всей этой ситуации. Именно из-за таких моментов Микки предпочитал особо не церемониться в общении с людьми. Именно из-за моментов, когда происходило что-либо, заставляющее его неловко опустить голову, чувствуя собственное смятение. И вроде бы он стал просто случайной "жертвой" обстоятельств, но на данный момент чувствовал себя ещё более неловко, чем Сорокер. Именно поэтому юноша принялся теребить бутылку с напитком, не решаясь даже банально открыть её и сделать пару глотков. Он понимал, что для разряжения обстановки неплохо бы завести разговор о чём-то постороннем, но при всей своей мозговитости таких разговоров заводить он не умел.
- Алекс...Это...- покосившись немного по сторонам в поисках предмета для обсуждения, Микки внезапно поинтересовался, явно довольный пришедшей в голову идеей. Может блинов приготовим?
Честно говоря, блины - это было почти единственное, теорию приготовления чего Майкл хоть немного себе представлял.

Иногда устаёшь быть кем-то. Повторять прочитанные и заученные фразы - это так, а не иначе, он не умеет, а просто помнит. Книги врут, постоянно врут. О счастливой любви они врут, они врут о долгих чувствах, о благородстве, о рыцарстве, об искренности. Но его жизнь - жизнь маленького человека своего маленького мира, где всё покрылось песком и пылью, где давно уже продувает все возможные оголённые участки. Безучастие и равнодушие, суки, по возможности прикрывающие своими жалкими тушками все остальные чувства.  А Сорокер этого не понимает. Для него всё всегда проще простого. И это похоже, да, чёрт возьми, это похоже на издевательство. Для полного счастья нехватало только уткнуться ему в шею носом и пробубнить что-нибудь успокаивающее - не его успокаивающе, а себя.
И Алекс будет стоять, глупо осматриваясь по сторонам, словно на стенах написан сценарий его дальнейших действий. А Микки подождёт ещё немного и отвернётся к плите, как заботливая домохозяйка.
- Хорошо, - обрывисто глухо произносит юноша. И смотрит прямо в глаза, только в глаза, не отводя как раньше взгляд, а наблюдая. Вряд ли что-либо изменится, но ему хочется верить.
Бить по лицу человека, который спускает на землю твои воздушные замки так легко и забавно. И Майклу, наверное, хотелось бы попробовать, но вместо этого он всего лишь ударил в сердце. Со стороны это выглядело, скорее всего, до безумия жалко. Потому что слабые руки, потому что почти девчачьи пальцы с грубыми костяшками, потому что опустошённый взгляд и глупое желание сделать больно. Или заставить сердце биться иначе. Или вообще сломать рёбра, а на следующий день прийти в лазарет с пакетом апельсинов и сделать вид, что ничего не произошло. Ну, и, конечно же, соврать о том, что было всего лишь падение с лестницы.

На этот раз Микки замахнулся сильнее. Он хотел ударить в лицо, чтобы уж наверняка сделать больно, потому что прошлый удар оказался странно несамостоятельным, словно игрушечным. Но сжатая в кулак рука застыла в нескольких сантиметрах от щеки, и пальцы расслаблено вытянулись вперёд, как будто стараясь замереть вот на этом самом уровне, и в тоже время дотянуться верхними фалангами до чужой щеки. Микки словно боролся сам с собой, продолжая довольно исчерпывающе смотреть Сорокеру в глаза, и слабо, почти незаметно, двигать в пространстве пальцами.
А затем резко осесть на пол, уже сразу скрестив ноги и подозрительно разглядывая собственную ладонь. Вот предательница. Словно это могло что-то значить.
Микки отвернулся, не заботясь о том, что Алекс стоит почти впритык к нему. Распахнул дверцу ближайшего ящика и стал перебирать всё содержимое.
- Мука, мука, мука...- Майкл суетливо поднялся на ноги, неловко оттолкнул Сорокера в сторону и стал изучать остальные шкафчики. Так, нам нужен сахар, молоко...- голос стал неприятно хриплым и Джисус, тут же закашлившись, повторил:
- Молоко...и..и...Чёрт, холодно, - юноша оторвался от своего прежнего занятия, дошёл до кандиционера и принялся наугад щёлкать разные переключатели, дабы воздух в столовой хоть немного нагрелся. Руки замёрзли окончательно, и появилось странное ощущение, что скоро пар пойдёт изо рта.
Когда люди волнуются, они, как правило, страдают головной болью или бессоницей, или чем-либо ещё занятным. В отличии от всех этих людей, Майкл начинал мёрзнуть. Причём настолько сильно и внезапно, что мог при тридцатиградусной жаре завернуться в зимнюю эскимоску лимонного цвета, которую никогда в жизни не надевал зимой, зато летом вполне себе периодически.
Сейчас парень напоминал муравья в муравейнике - он перебирал ладонями, сильно суетился и старался не встречаться взглядами с Сорокером. Более того, дабы добраться к тому или иному шкафчику, он обходил Алекса чуть ли не за метр от самого одноклассника.

- А...лекс? - Микки почувствовал. И подумал. Причём это его "подумал" затянулось секунд на двадцать, которых явно не хватило Сорокеру, чтобы отодвинуться. Майкл пытался понять, галлюцинация это или нет. Что было хуже - вторая вещь, которую пытался понять Майкл. Но внезапное осознание того, что Алексу вообще-то только что стало плохо перетолкало все остальные осознания и в глазах появился совершенно недетский страх.
- Алекс, Алекс, ты как? Это, может от голода, это...это ВСЁ, может от голода? - дрожащим голосом предположил Микки, ясно намекая на одну совершенно определённую вещь.
Джисус не представлял, чем это могло быть вызвано. Тоесть, конечно, он прекрасно представлял, чем обычно такое бывает вызвано, но сейчас, на данный момент чужое возбуждение не столько смутило, сколько напугало юношу. Железобетонный натурал Сорокер - и вдруг такое...
Нет, Микки, этого не может быть. С ним что-то не так. Перестань думать об этом, Микки, хватит. Глупая надежда, глупая! Прекрати! О, нет, естественно, лучше раздень его прямо здесь и начни удовлетворять...
- Тихо, - уже успокоившимся голосом вслух произнёс Майкл и подметил про себя, что и вправду становится сумасшедшим в этом приюте паранормальностей. 
Внутренний голос не хотел замолкать. Он кричал, буквально вопил о том, что данная ситуация именно то единственное, чего Джисус может ожидать от Алекса в ответ на свою молчаливую любовь. Какие тут могут быть ответные чувства, если у парня каждодневная амнезия? Какие чувства вообще могут быть, если утром Микки - всего лишь бывший одноклассник-тихоня?
Оказывается, так легко послать всё к чёрту. Легко не думать о том, что Сорокер чуть не потерял сознание. Легко чуть-чуть приподняться на мысочках и замереть в миллиметре от уха.
- Всё нормально, Эл, - и под громогласное "не смей" собственного внутреннего Я, Майкл уткнулся губами в щетинистую щёку. 
Сложно объяснить, каким на самом деле сложным вышел этот "поцелуй". Как у Джисуса сбилось дыхание от волнения и как сердце бешено прыгало внутри от понимания, на какой по-настоящему великий шаг осмелился хозяин. Это было необычно. И, по всей видимости, глупо. Но Микки не хотел отходить, потому что не хотел смотреть в глаза. Низ живота неприятно сводило от мысли, что теперь он сам подписал себе смертельный приговор.

Захотелось оттолкнуть Алекса и сбежать. Именно в этот момент Микки почти что ненавидел его - неужели он не понимает, что делает? Неужели ему не хватило взглядов и...и всего прочего, чёрт возьми, чтобы хоть что-нибудь заподозрить?
Он просто не знает. И не понимает, что делает.. - но от таких мыслей вовсе не становилось лучше. Сорокер сжимал Джисуса настолько сильно, что тот даже невольно расслабился, почувствовав, что сейчас за него уже всё решили.
Да, поцелуй вышел неумелый. Да, он был слишком грубый. Но сам факт невозможности происходящего заставлял сердце чуть ли не в буквальном смысле разрываться на части, а кровь бешено пульсировать в висках. Адреналина в ней сейчас было намного больше, чем в обычное время, и распространялся он со стремительной скоростью. Спускаясь по венам вниз, до кончиков пальцев, растекаясь по всему телу дикой радостью, сводящим с ума возбуждением.
И собственным языком пошевелить невозможно, он словно онемел. Хотя Майкл понимает, что всё это неправильно и нужно произнести всего пару слов, которые тут же выстроят непробиваемую стену между ними. И вместе с этим он так же прекрасно осознаёт, что сам ни за какие ценности Вселенной сейчас не сможет остановить ни себя, ни Алекса.
Сорокер всё ещё волнуется, но его внезапное волнение не идёт ни в какие сравнения с волнением Микки. Потому что у последнего уже свело плечи от жёсткой хватки, потому что он в любой момент ожидает получить удар поддых от человека, за один поцелуй которого, как оказалось, запросто может умереть.
Ровно 12 секунд счастья - грубого, ненастойчивого и опасающегося. И все эти секунды Майкл стоял с закрытыми глазами, на мысочках и считал, считал секунды, чтобы не свихнуться от этой внезапности. Чтобы иметь хоть крошечный контроль над своим так называемым сердцем. Чтобы...чтобы.
Жаль, что Алекс не понимает. А может, это и к лучшему. Сейчас Микки поцелует его в ответ - вот так, нежно и аккуратно, проведя языком по нижней губе, очень несмело и, наверное, тактично...Поцелует. Вот так, как сейчас. И собственное возбуждение - это уже что-то должное. И щемящее чувство в левой части грудной клетки - должное.
И даже удар со стороны Алекс был бы должным. И намного лучше, если бы он действительно был, потому что иначе Микки не сможет остановиться. Но об этом пока лучше не думать - да и вообще, думать, когда рядом с тобой твой собственный навязчивый сон, довольно проблематично.

Микки подошёл к столу и уселся рядом с Сорокером, поджав под себя ноги. Почти всегда немногословной, сейчас он понятия не имел, что сказать и как успокоить. Тот факт, что успокоить надо, был настолько же очевиден, насколько тот факт, что Алекс залез под стол. Толи от собственного страха, толи от охватившой истерики.
Майкл понятия не имел, в чём дело. Конечно, да, это было необычно и в какой-то мере неправильно, но ведь не настолько же.
- Слушай...Это вполне обычное явление. Серьёзно. И не стоит чего-либо бояться - просто тебе нужно больше смотреть телевизор. Двадцать первый век на дворе. Расслабься, - Майкл собрал остатки своей жалкой воли в кулак и несмело погладил Сорокера по плечу. Теоретически такие жесты должны были успокаивать, но Алекс как-то странно дёрнулся. Джисус на секунду убрал руку, а потом снова вернул на прежнее место, слабо сжав пальцы. Он прекрасно понимал, что вся эта ситуация настолько абсурдна, насколько истерика Алекса обоснована. То бишь примерно процентов на 70-73,8.
Майкл не знал, что именно на него так подействовало. Что именно затмило мозг и вырубило все защитные рефлексы, когда он подвинулся ещё ближе и снова стал шептать в ухо, потому что именно так не видно глаз и можно думать, что тебя не слышат и почти не воспринимают.
И Микки не стал говорить сразу - коснулся губами мочки уха, провёл языком по хрящику. И уверенно, очень уверенно, даже слишком уверенно, стал шептать на ухо:
- Алекс, так уже давно, понимаешь... Ты, главное, не бойся. Ты ведь никогда не боишься, правда? Мы просто чуть-чуть попробуем, а потом остановимся, как только ты почувствуешь, что тебе это не нравится. Мы с тобой уже почти совершеннолетние и можем заниматься тем, чем хотим...Даже если эти желания настолько сильно выходят за грани разумного. Даже если ты этого не понимаешь. Просто представь, что так можно. И всё будет в порядке, - Майкл собственным шёпотом старался заглушить стук сердца. Сейчас этот орган был самым чувствительным и самым неспокойным. Кроме того, он заставлял крепче сжимать пальцы на плече Сорокера.
Микки снова коснулся губами щеки, затем спустился чуть-чуть ниже и поцеловал в уголок губ.
- Из-под стола необходимо вылезти. Ходят слухи, что поварихи развели здесь муравьёв...

Вопрос застал юношу врасплох. Объяснить, зачем ему всё это, он не мог. Обосновать или как-то аргументировать это самому себе при всём желании даже в обществе толкового словаря Майкл бы не смог и за несколько месяцев. Впрочем, о его неспособности выражать собственные мысли уже не раз было сказано выше, так что обойдёмся без этих ненужных лирических отступлений.
Опыта змея-искусителя у Микки, ясное дело, не было. Он понятия не имел, чего такого нужно сделать, чтобы желаемый тобой человек без вопросов запрыгнул в твою же постель с радостным воплем "Банзай!", самостоятельно разделся, а потом ещё несколько недель ненавязчиво напоминал тебе о том, что это был лучший первый раз в его жизни и, даже вполне возможно повторение. А тебе самому, как опытному змию, только остаётся размахивать в разные стороны ухоженными руками с тонкими элегантными пальцами, назначая время следующего раза.
Так уж заведено у людей нетрадиционной ориентации - как уже успел выяснить окунувшийся в ожесточённый мир мнимых правил Джисус - либо тебя соблазняют, либо ты. Второе для Майкла было чем-то из области фантастики, потому что такие люди, как правило, употребляли секс вместо завтрака, обеда и ужина, и воспринимали его не иначе, как милое препровождение досуга.
Алекс же не умел ничего. И именно поэтому рядом с ним Микки чувствовал себя коварным соблазнителем, который внезапно ни с того, ни с сего решил воспользоваться наивностью беззащитного подростка и нагло надругаться над его честью. Тот факт, что Сорокер был далеко не самым беззащитным, а уж про невинность - это тоже, смотря с какой стороны разглядывать - немного успокаивал. Но это "немного" было настолько незначительным, что собственные руки тряслись как на зачтении доклада при массовой общественности, а лоб был мокрым, словно Майкла било в лихорадке.
- Интересно, - он произнёс это шёпотом уже не потому, что не хотел спугнуть Алекса. В шёпоте Джисус пытался спрятать собственный сбивающийся на хрип голос, в котором отражалось навязчивое желание. Довольно опасное желание.
Он понимал, что, скорее всего, такой ответ Сорокеру покажется неубедительным бредом. Впрочем, это и был неубедительным бред, но именно тот, на который они оба сейчас были в состоянии согласиться.
- Нужно...отсюда вылезти... - снова повторил Микки, продолжая целовать невпопад: губы, скулы, линию подбородка; но вместе с этим отодвигаясь дальше от стола в надежде, что Алекс последует за ним. В принципе, местоположение Майкла совершенно не смущало, только вот стол мог оказаться неслабой помехой...

Если сильно бить по нервным окончаниям, они атрофируются. Просто откажутся работать такому безалаберному хозяину. Если атрофировались конечности - это неприятно. Если лёгкие - смертельно. Если атрофируются чувства - это больно. Настолько больно, что хочется забиться угол и бить кулаками в стену, с диким воем, со слезящимися глазами.
Майкл развязывал шарф, не отрываясь от столь желанных губ, потому что всё это казалось навязчивым сном, порочной галлюцинацией свихнувшегося рассудка, и он всего лишь боялся, что всё это кончится. Целовал ненасытно, но, наверное, чересчур нежно, пытаясь запомнить и задержать в себе вкус чужих губ. Когда наконец от шарфа удалось избавиться, Алекс уже вовсю исследовал Майкла руками. Последний тяжело дышал, вздрагивал и закусывал губы.
А потом поймал взглядом немой вопрос в глазах Сорокера и еле заметно ухмыльнулся. Алекс сомневался. Господи, какой же глупостью было сомневаться - когда по Джисусу сейчас без труда можно определить степень его несговорчивости с собственным разумом.
- Волнуешься, - тихо произнёс юноша, буквально почувствовав, как в собственном голосе сквозит насмешка. Не над Сорокром, нет, а над всей этой ситуацией. Над внезапностью и стремительностью, с которой всё это произошло. И над собственными чувствами, которые завтра будут гореть всеми цветами радуги от керосина и спички, зажжёной в паре миллиметров. Пожалуй, Майклу ещё никогда не было настолько плевать...
Микки обхватил Алекса одной рукой за шею и притянул к себе. Пускай не волнуется, Джисус знает, что делает. Знает, как. Знает, насколько нежно. Знает...?
На этот раз только глубокий, долгий поцелуй. Со всеми вложенными в него эмоциями и почти незаметными желаниями. А потом перевернуть их обоих и оказаться сверху, продолжая целовать, пуская в ход руки - чтобы пальцы очень осторожно коснулись чужого живота, напряжённой груди и медленно, наверное, даже слишком, принялись спускаться ниже. Джисус не стал расстёгивать ремень, он беспорядочно блуждал по животу возле линии брюк, периодически словно случайно забираясь под джинсы.